Как три семьи создают производство российских ноутбуков, зарабатывают миллиарды и планируют менять рынок

В начале марта 2025 года в Ростове запустили первую очередь завода микроэлектроники «Бештау». Сейчас компания выпускает российские печатные платы для компьютерной и бытовой техники. Следующий этап — производство российских ноутбуков. При этом еще несколько лет назад никто в отечественную микроэлектронику не верил, и казалось, что отрасль была окончательно и бесповоротно похоронена в советские времена. О том, насколько продукцию «Бештау» можно считать отечественной, где купить их ноутбук и в какой школе Ростова начали обучать будущих инженеров-микроэлектронщиков, в интервью нашим коллегам из 161.RU рассказал один из учредителей компании Олег Осипов.

— Многих удивляет, что компания «Бештау» появилась практически из ниоткуда и почти сразу стала одним из ведущих предприятий по выпуску микроэлектроники в стране. Наверняка какая-то база все-таки была?

— Компания была создана в 2021 году отечественными компаниями, которые уже имели определенные компетенции в области радиоэлектроники, либо в области управления, либо в производственной отрасли.

— Откуда были взяты стартовые деньги?

— Это собственные деньги семей учредителей. Один учредитель — это я, второй — Екатерина Черенкова, третий — Владимир Кузнецов. Три семьи.

— Учредители «Бештау» — это менеджеры или инженеры?

— Екатерина Черенкова — кандидат физических наук. Я тоже физик, Владимир — экономист. Каждый из членов наших семей выполняет определенную роль на предприятии.

— Сейчас компания строит несколько заводов, инвестируя миллиарды рублей. При этом вы не раз говорили, что «Бештау» работает без кредитного плеча. Как это возможно?

— У нас много денег (смеется). Мы брали только один заём, но делали это под федеральный проект для того, чтобы показать участие в нем. На 22 миллиона. Всё остальное — собственные деньги наших семей, а теперь и доходы от выпуска продукции.

— Про деньги. В 2022 году выручка «Бештау» была 85 миллионов. В 2023 году — уже 1,8 миллиарда.

— Сейчас 6,5 миллиарда.

— Это будет за 2024 год?

— Ну всего с учетом перекрестных сделок будет 16,5 миллиарда. Но давайте разделим. Есть «Бештау», «Бештау электроникс», «Бештау логистика», «Бештау технострой», «Бештау технологии». Это всё отдельные компании, но все они входят в ГК «Бештау».

Туда же входит «Технопарк Бештау», но это отдельный проект, который будет на территории Ростова. А третий момент — это кластер «Бештау». Туда входят предприятия пяти регионов. И мы там просто одни из участников, хоть он и называется «Бештау». В кластере компании из Ставропольского края, Краснодарского края, Ростовской области, будут компании из Донецкой и Луганской Народных Республик.

— В новых регионах такие компании есть?

— Есть предприятия, которые нуждаются в восстановлении.

— Все-таки откуда такой резкий рост выручки, в десятки раз?

— Очень просто. К осени 2022 года мы построили первый завод в Ессентуках. В Ростове я выкупил участок порядка 900 квадратных метров, и мы развернули некоторое количество линий по SMT-монтажу. То есть мы в 2022 году начали, выручки большой и не было. Фактически зимой мы в стройку заходили, весной достраивали и запускали. Соответственно, 2023 год показал значительную выручку. В 2024 году мы построили второй завод в Ессентуках и вот еще один завод в Ростове.

— Где вы брали разработчиков с учетом, что все говорят про отсутствие в России кадров для развития микроэлектроники?

— У нас средний возраст на предприятии сейчас 24 года. Это с одной стороны. С другой, костяк разработчиков — это, к сожалению, всё же советская школа.

— С 7 марта вы больше не являетесь директором «Бештау». С чем это связано?

— У меня сейчас другое направление. «Бештау» я буду помогать, я остался учредителем, но уже не директор. Я директор научно-производственного центра беспилотных авиационных систем Ростовской области.

— Это та организация, что создавалась правительством Ростовской области?

— Да. Центр будет заниматься беспилотниками и системами радиоэлектронной борьбы.

— Созданием и разработкой?

— Это больше административная функция. У нас учредитель — правительство Ростовской области. Моя задача — те отраслевые компании, которые есть, организовать в кооперационные цепочки, помочь им наладить производство продукции, помочь где-то в разработке тех или иных узлов и в импортозамещении отдельных технологий.

БАС является кластером для производителей беспилотных авиационных систем. Необходимо, чтобы у всех входящих в него предприятий были загружены производственные мощности, чтобы этот бизнес оставался для людей рентабельным даже без учета военных задач.

И надеюсь, у нас уберут среднюю букву А и будет просто «беспилотных систем».

— Правильно ли я понимаю, что «Бештау» ориентируется на госсектор, а не розницу?

— Если вы посмотрите госторги, то «Бештау» не участвовала ни в одной государственной закупке. У нас система дистрибьюции. У нас есть несколько партнеров с собственными цепочками реализации, и у нас есть три крупных дистрибьютора. Куда потом оно уходит, я не знаю, и есть ли наша продукция в рознице, я не отслеживаю.

Мы устали ругаться из-за завышения цены на маркетплейсах. Была замечательная история. Обратился к нам один известный блогер и попросил для своего магазина выпустить какую-то розничную модель ноутбука. Мы ее выпустили, он продавал ее за 21 или 22 тысячи рублей, а в рознице на маркетплейсах эта модель была по 46–47 тысяч рублей.

Нас это дико расстраивало, дико бесило. Поэтому мы решили, что продаем дистрибьюторам по определенной цене, а дальше делайте что хотите.

— «Бештау» выпускает не только ноутбуки…

— У нас больше 150 позиций в Едином реестре российской радиоэлектронной продукции.

Почему-то все прицепились к ноутбукам. В настоящее время в Ростове открылся завод по выпуску электронных плат. Ноутбуки пока что собираются в Ессентуках. Мы купили всё оборудование, но мы были вынуждены временно поставить его там. Ноутбуки в Ессентуках собираются, пока мы не построили в Ростове следующее здание. Потом это оборудование просто из Ессентуков приедет сюда, здесь будет смонтировано, и ноутбуки будут выпускаться здесь.

— Насколько это действительно российский ноутбук?

— Если оценивать уровень локализации, то его понять очень просто. Есть балльная система Минпромторга, которая позволяет четко говорить, что российское, что не российское. Как бы кто ни относился к этой балльной системе, но она обеспечивает развитие российского технологического суверенитета.

Да, мы используем иностранные процессоры. До тех пор, пока у наших ноутбуков не появился российский процессор, можно считать, что его нет. Но, с другой стороны, если мы получим необходимую достаточно высокую степень компетенций в области того же корпусирования кристаллов…

Вы представляете, что такое привезти миллион чипов? Иностранной фабрике будет всё понятно, для какой отрасли их покупают. Другое дело, если любая компания заказала на той же TSMC набор литографии. Что сложнее привезти — огромный контейнер с чипами либо пластинку для корпусирования этих чипов?

— А если разбирать ноутбук «Бештау» на бытовом уровне: матрица, накопитель, корпус и так далее.

— Надо делить. Процессоры там иностранные, компонентная база там иностранная. Но уже два чипа там российские. А белорусские чипы мы считаем за отечественные или нет? Потому что часть компонентной базы — это белорусский «Интеграл».

У нас населения мало в стране, чтобы выпускать значительными партиями. Наглядный пример. Нам разработка какого-то условного чипа обошлась, к примеру, в миллион долларов. И я выпускаю его для мира в количестве 10 миллионов штук. У меня RnD внутри этого чипа 10 центов. Это для всего мира. А для России требуется всего 100 000 чипов. Соответственно, RnD внутри этого чипа у меня сидит $ 10. Производство этого чипа стоит три доллара. И во всём мире этот чип продается по четыре доллара. А если брать только российский рынок, то у меня он должен продаваться по 14 долларов. Это простейшая математика, как вы говорили, для обывателя. И здравый смысл.

А готовы ли вы как российский потребитель платить за российский чип в четыре раза дороже, чем он стоит на мировом рынке? Особенно с учетом того, что твой чип на мировой рынок не пустят. Есть отдельная отрасль, где это критически важно, где мы готовы платить по 14 долларов. Все мы понимаем какая.

— Корпусирование чипов, насколько я знаю, тоже будет налажено на ростовском заводе?

— У нас вторая очередь завода в Ростове — это ноутбуки и линия по корпусированию. Соглашение с правительством Ростовской области мы подписывали на 8 миллиардов и 2 гектара. Мы сейчас получили только один гектар. Второй гектар будет делаться уже в рамках технопарка «Бештау». Там будет не только наше предприятие, но и предприятия других компаний в области радиоэлектроники. Это первый технопарк в области микроэлектроники, который создается на юге России.

— То есть такие предприятия еще остались?

— Да, у нас есть то, что можно туда отнести. Но их немного. Все предприятия в технопарке будут завязаны на радиоэлектронную промышленность или оборудование для этой отрасли.

— Какие разработки сейчас ведутся в «Бештау»?

— Мы сейчас ушли в микроэлектронику. К выходу готовятся два наших чипа, и поэтому нам важно как можно скорее запустить второй этап завода, чтобы этот чип был максимально локализован. Если мы посмотрим на недорогие микроконтроллеры, то стоимость литографии внутри производственного цикла составляет только 30–35%. А вот всё остальное уходит на стоимость корпусирования.

Вы спрашивали, насколько этот чип можно считать российским. Литография иностранная, без нее чип нельзя выпустить, поэтому чип я не считаю российским. Но, с другой стороны, если мы просто рассматриваем адвалорную долю — сколько чего внутри российского в стоимости, то получится, что доля производственных, рабочих процессов и тех операций, которые выполняются на территории России, составляет от 60 до 70% стоимости.

— Стоит ли вообще, на ваш взгляд, в России заниматься созданием собственной литографии, процессоров и прочими глобальными, очень дорогими и долгими разработками с учетом, что отставание от западных стран колоссальное и на его преодоление нужно крайне много ресурсов? А доставлять из-за границы получается даже в текущей внешнеполитической ситуации.

— Никто не отменял международную кооперацию. Первый наш литограф на 350 нанометров делается в кооперации с Белоруссией. Это один момент. Второй момент — это такое понятие, как национальный суверенитет. Есть еще понятие «технологический суверенитет». И о каком суверенитете мы можем разговаривать, если не будем делать своего? Хотя бы военные технологии мы обязаны импортозаместить. Вот это нужно России как государству, которое хочет иметь свою собственную политику, устанавливать собственные законы, жить по собственным правилам, не отдавать, как Украина, свои недра государствам-партнерам.

Я смотрел недавно фильм «Елки», не современный, а 80-х годов. И там один человек другому объяснял, в чем смысл жизни. Он пытался ему доказать, что смысл жизни во всеобщей государственности. Смысл жизни твоей в том, чтобы сделать хорошо государству, в котором ты живешь.

Но надо делить власть, государство и людей, которые в нем живут. Это три разные ипостаси. И надо жить не только для себя лично и своей семьи, но и для государства. Это гражданская позиция нормального здравомыслящего человека. Ты понимаешь, что если с этим государством всё будет хорошо, то у твоей семьи будет всё хорошо. Если ты будешь жить только для своей семьи и в это государство придут другие люди, то рано или поздно твоей семье, твоим детям — тебя самого уже может не быть — будет плохо.

— То есть «Бештау» — это история не только о бизнесе?

— Нет. Простой пример — это то, сколько мы денег отдаем на образование. Более 100 миллионов только за 2024 год.

— В образование компания вкладывает во всех регионах, где присутствует?

— Основной упор сейчас делается на Ростовскую область. Мы обкатываем, грубо говоря, технологию взаимодействия с вузами. Если она будет признана удачной, то мы ее экспортируем в другие регионы. Ростовская область в роли подопытного кролика.

— Как это выглядит?

— В вузах есть учебная часть и есть вариативная. Мы приходим в вузы и меняем вариативную. Иногда даже сами выходим с инициативой в Министерство просвещения и меняем определенные ГОСы, если видим, что используемые ГОСы устарели и неадекватны по количеству времени, которое требуется для обучения.

Мы восстановили институт наставничества. Простой пример. В прошлом году мы ездили в президентский центр «Машук» в Пятигорске со студентами. Вместе с нами ездил министр промышленности Ростовской области. Со студентами забирался на гору Бештау на 2,5 тысячи метров, нес флаг Ростовской области. То есть правительство Ростовской области реально в этом заинтересовано, в образовании. Если бы не было этой поддержки, то нас никто бы не пустил в те же вузы и ссузы. Первые подчиняются Министерству образования РФ, вторые — Министерству образования Ростовской области. Без понимания, что это необходимо, нас бы туда никто не пустил.

— При наборе на обучение вы берете целый курс или какую-то группу?

— Вплоть до того, что забираем всех. Внутреннего отбора нет. Все приходят на практику, некоторые подходят, некоторые нет. Некоторые уже через два дня понимают, что это не их. Но мы сталкиваемся с тем, что, к примеру, в позапрошлом году, я не буду называть ссуз, при вопросе о причинах поступления студент сказал, что он рядом живет и можно на транспорт не тратиться. Другому мама сказала сюда поступать. Третий пошел, потому что у него два друга сюда же после школы поступили.

После этого мы решили идти прямо в школы. На базе школы № 115 запустили проект — один класс сделали ПАО «Россети Юга», второй класс сделали мы. Это два класса, где ребята получают профильное образование, где они сдают экзамены.

— Это с какого класса?

— С шестого. То есть еще чуть дальше — и пойдем в детские садики. Дети в наших классах чаще сдают переходные экзамены, и там остаются только те, кто решил посвятить себя соответствующей профессии. И наша цель, наша задача, чтобы, когда я пришел в следующий раз общаться со студентами в ссузе, мне сказали, что пришли сюда потому, что в школе учились в таком классе, изначально хотели заниматься микроэлектроникой или IT, хотят сначала получить рабочую специальность, а потом пойти в вышку. Я хочу вот это услышать в ответ на вопрос, почему вы пошли сюда учиться.

И если раньше на предприятиях говорили: «Дайте мне Hewlett-Packard, дайте мне Lenovo», то мы наконец-то пришли к тому, что спрашивают: «А что у нас есть российское?» Менеджеры достаточно крупных дистрибьюторов рассказывают мне, что сейчас к ним обращаются именно с этим запросом.

Тот же «Бештау». Что мы первые сделали? Сервис опережающей замены на наши мониторы. Если сломался монитор, мы не разбираемся, есть еще гарантийный срок или нет, мы его просто меняем на новый, и всё.

— Как Dell?

— Они сделали это для бизнес-сегмента, а мы — для всех. Чтобы люди и предприятия привыкли в таком сервисе жить. Вот оно импортозамещение.

— Но государственные предприятия и, к примеру, школы и так обязаны закупать только российское.

— У них есть план закупок. Когда ВТБ закупал наши мониторы, у него в плане стояло 3% отечественного, а купил 50%.

— Они стоили меньше импортных?

— Сопоставимо. Нам сложно сделать дешевле. У нас есть недостатки в законах. Тот же ЕАЭС. Чтобы ввести или изменить таможенную пошлину, нужно согласие всех остальных участников. Этот процесс очень долгий. И, грубо говоря, если мы привозим готовый блок питания, мы платим 20% НДС. А если я его буду ввозить по частям, то у меня появляется госпошлина даже на радиоэлектронную базу. На трансформатор тот же до 30% дополнительной пошлины. Мне невыгодно покупать комплектующие для этого блока питания, легче купить готовый блок питания и привезти сюда.

Есть вот эти пробелы в законодательстве, их всё меньше, но всё же. Количество законов очень большое, и, чтобы уделить каждому из них время, это должна быть группа лиц, которая понимает, что нужно поменять. Должно быть обращение к депутатам, чтобы поменять закон, должны быть обращения в правительство через профильные министерства, чтобы внесли какие-то изменения в постановление правительства.

И если в России это делается достаточно быстро и достаточно четко отслеживаются все внешние факторы угроз, то изменения тех же таможенных ставок — процесс достаточно долгий. Потому что надо согласовать внутри страны, потом чтобы согласовала межправительственная комиссия, потом чтобы ратифицировали парламенты всех стран-участниц.

— На открытии первой очереди вашего завода в Ростове со стороны высоких гостей прозвучала фраза, что «Бештау» для промышленности Ростовской области — это жемчужина. Как вам такая оценка?

— «Бештау» — это не жемчужина, это путеводная звездочка, которая показывает остальным предприятиям, как надо развивать радиоэлектронную промышленность. Потому что в 2021 году на юге России радиоэлектронной промышленности практически не было. Были какие-то маленькие, небольшие предприятия, которые старались что-то делать. В январе 2022 года здесь не было почти ничего, а в 2025 году юг России практически становится таким большим кластером.

В России 35 лет не выпускалось линий по производству твердых печатных плат. Последняя линия была выпущена в 1989 году, именно оборудование. Благодаря силам предприятий этого кластера и благодаря поддержке властей мы смогли создать эту линию. Впервые за 35 лет. По-моему, это замечательное достижение для предприятий кластера.

По сути, создана новая отрасль промышленности. А радиоэлектроника потянет за собой всё остальное. Если посмотреть на эту линию, то установленные там станки созданы Росинтехом, контроллеры в них изготовлены азовским предприятием, а делали их на плате «Бештау».

— Плата полностью ваша разработка, не что-то, привезенное из Китая?

— Да. Потому что она создавалась под российские станки, российское оборудование. Так мы еще работаем на российском сырье. То есть всё изначально затачивалось под именно российскую линию печатных плат.

Российскими предприятиями используется российское оборудование и российское сырье для выпуска российских твердых печатных плат, чтобы сделать первую российскую производственную линию. И всё это на деньги Российского фонда развития промышленности. Согласитесь, очень красиво звучит, хоть на флаг ставь.