«Страшнее мне не было никогда». Монолог жены участника спецоперации

Все подробности спецоперации на Украине — под жестким запретом. Местоположение мужа неизвестно. Сроки возвращения на родину — тоже. Каково это — больше двух месяцев не знать, что будет с твоим близким? Публикуем монолог жены жителя Читы, участвующего в военной операции.

Легенда для мамы

Мужа отправили в командировку в начале февраля. Мы не знали, куда он поедет.

Может, Сережа (имя изменено. — Прим. ред.) знал, но мне не говорил. Для своей мамы позже он придумал легенду — решил не рассказывать, что участвует в спецоперации.

Вначале он был очень растерян. Хотел вернуться и уволиться. Он не должен был там оказаться — его выбрали на замену другому человеку. Сейчас Сережа уже не так категоричен. Не знаю, как он ко всему этому внутри относится и какое решение примет в итоге. Пока мы об этом не говорим.

С самого начала командировки я испытывала разные эмоции. Когда объявили о начале операции, мне было страшно. Я поняла, что неизбежно он окажется там. Пошел третий месяц с тех пор, как его командировали. Страшнее, грустнее, тоскливее и хуже мне в жизни не было никогда. Думаю, он испытывает такие же эмоции.

Это его первая военная командировка. Я уже отправляла Сережу в служебную поездку, но всё было намного проще. В этот раз с самого начала было тревожно, потому что было непонятно, куда и насколько он едет. За пару дней до отъезда я уже начала плакать. Может быть, если бы мы точно знали, что нас ждет, то могли бы повлиять на это.

Сейчас я настраиваюсь на лучшее. Иногда меня откатывает назад, но я стараюсь не поддаваться страху. Сколько ни плачь, ситуация уже не изменится.

Первое время я сидела на успокоительных каплях, так хотя бы можно было заснуть, потом — на успокоительных таблетках. Как только состояние стабилизировалось, перестала пить. Иногда могу принять часть таблетки.

Мы общаемся по телефону и даже по видеосвязи, пока он находится на границе или едет по России. На Украине связи не было. Но у меня осталась возможность узнавать, что с ним всё хорошо.

Мы играли в ребус, чтобы я знала, где он находится

До заезда он долгое время был на границе. Чтобы меня успокоить, он решился сказать, где находится, мы играли в ребусы. Он загадывал что-то, а я по первым буквам составляла название местности. Но больше так мы, конечно, не делаем. Со временем привыкаешь чего-то не знать. Это военная тайна, здесь легко перейти какую-то грань.

Он говорит: «Ты знаешь больше, чем я». Кому-то из моих подруг ребята рассказывают больше, мне он редко о чем-то говорит. Всё, что узнаю тут, я ему передаю. Первое время мы общались очень откровенно, но потом перестали. Сейчас все наши диалоги такие: «Как дела, как погода, что поел?»

Я видела, что ему хотелось плакать

Мы (с другими женами участников спецоперации. — Прим. ред.) отправляли им письма. Это был мой первый опыт — письмо на фронт. Было очень волнительно. Писать нужно было быстрее. У меня даже не было уголка, чтобы уединиться, потому что я делала это на работе. Старалась написать какие-то поддерживающие фразы. Писала, что люблю его и жду, что у нас здесь всё хорошо, а собака плохо себя ведет. Когда Серёжа получил письмо, позвонил и сказал, что держит его у сердца. Даже не особо эмоциональные мужчины в его отряде, получив письма от близких, пустили слезу.

Когда стало точно известно, что он все-таки будет на Украине, мы успели созвониться по видеосвязи. И я видела, что ему хотелось плакать. Но он держался. И я держусь. Знакомые мне говорят, что военные знали, куда шли служить. Что это неизбежно, это их долг. Но он не военный по своей натуре. Мы были к этому не готовы.

Не знаю, как относиться к спецоперации

Когда Сережа выехал оттуда, то сразу позвонил. Он сказал, что мы здесь, несмотря на кредиты и ипотеки, живем намного лучше, чем люди там. Я не знаю, что это за место. И не знаю, как ко всему этому относиться. Не могу сказать, что у меня суперпатриотичный настрой, но я не афиширую это. И еще я сама не до конца понимаю, где она, правда. Думаю, когда он вернется и мне расскажет, что там на самом деле, картинка будет более ясная.

Знакомые уже обсуждают, как будут встречать своих мужей. Я очень сдержанна в этом плане. Никто не знает, когда они вернутся. Говорят, что их заменят, но никаких точных данных нет. Сам Сережа говорит, что не хочет праздника и веселья. Хочет побыть вдвоем, погулять. И я его поддерживаю. У нас небольшая семья, какого-то празднества мы не планировали, хотя родственники, конечно, хотят. Но мы настроены просто отдыхать в тишине, спокойствии.

Он изменился. Как прежде, уже не будет

Для некоторых моих знакомых это не первая командировка, и кто-то спокойнее к ней относится. Для меня это не командировка, а что-то вообще из ряда вон выходящее. Многие жены старше меня, их опыт больше. Кто-то ждал мужа из Сирии. Но, может, они просто не говорят прямо о своих чувствах и внутри совершенно иначе это переживают.

Для меня это не только личная драма. От того, что он там, мне не стало менее важно, как эти события переживают другие люди, жители Украины, мои близкие. Счастье, что у нас нет погибших во время этой операции друзей или родных. Я читаю разные чаты, постоянно смотрю сводки. Муж рассказывал, что их очень тепло встречали в России. На Украине с меньшей теплотой, но тоже. Где-то люди действительно ждали российских военных. Про жизнь на Украине он говорит: «Я посмотрел, я знаю».

Он изменился внешне — похудел. Хочется, чтобы он вернулся в нормальную жизнь и продолжил ее жить без каких-то травм, чтобы это не оставило след в душе. Но так не будет.

Как прежде, уже не будет. У нас изменилось отношение друг к другу. Мы много обращали внимание на материальные вещи, сейчас это отошло на второй план. Всё стало не так важно, как то, чтобы он был здоров и быстрее вернулся. Я не знаю, куда он едет сейчас. Но чувствуется, что он спокоен.