Петр Мамонов, музыкант, актер, поэт: «Если бы искусство меняло людей, жили бы мы в раю»

Актер Петр Мамонов предпочитает в праздные разговоры не вступать и на просьбу дать интервью соглашается с крайним нежеланием. И далеко не с первого раза. Когда с ним только начинаешь разговаривать, чувствуешь его отчуждение, неудовольствие от общения и даже неприязнь. Но стоит задать вопрос, касающийся веры, церкви и смысла жизни, в глазах Мамонова появляется пугающий блеск, он оскаливается и словно превращается в другого человека. После этого задавать вопросы уже бессмысленно: он будет продолжать свой монолог, игнорируя их.

— Петр Николаевич, простите, конечно, но многие называют вас очень странным человеком, а кто-то и вовсе обзывает больным…

— А я кто? Я разве здоровый? Все мы рождаемся больными. Всегда рождались. Рождаемся поврежденные грехом. Мы все наглухо больны. Кто на голову, кто на ноги, кто на сердце, кто на чувства. Надо снисходить друг к другу и помнить о том, что все мы больны и повреждены грехом. Бог любит всех одинаково ровно. А здоровых вообще нет, здоров один Бог.

— Охлобыстин говорит, что вы шаман, потому что, когда вы начинаете петь свои песни, то информативный ряд становится абсолютно неважным. И еще говорит, что вы интереснее художественного произведения, которое создаете.

— Просто мне Бог дал такой дар: все, что происходит в моей душе, я заключаю в какие-то реальные формы и показываю. Может потому и кажусь больным шаманом.

— Как вы относитесь к рок-н-роллу?

— Давайте вы будете задавать мне вопросы на русском языке. Знаете, как переводится «roсk’n’roll» с английского? Крути-и-верти. Получается, что вы меня спрашиваете: «Как вы относитесь к крути-и-верти?» Да никак я не отношусь к рок-н-роллу! Я гитару взял, вышел с ней и пошло-поехало у меня. Люди говорят, что после моих концертов дела добрые делают. Значит, не зря пою, значит, тружусь во славу Божию.

— В каждом своем ответе вы упоминаете Всевышнего. А когда вы впервые задумались о Христе, и как это произошло?

— Вопрос бессмысленный. Это моя интимная вещь, и никому я про это не скажу. Зачем вашим читателям знать, когда и как я поверил в Бога? Чтобы они пошли моим путем? Я падаю каждый день. Как все остальные люди. У каждого свой путь, для этого мы все и разными родились. Могу сказать одно вам: в церкви я без малого 12 лет, но только недавно понял, что я не могу ничего. Ничего я не могу без Бога. Не могу без него жить. Пробовал — не могу.

— То есть без веры в Бога смысл жизни теряется?

— Трудно с вами разговаривать. Не теряется он никуда. Можно жить без веры в Бога, можно заработать кучу денег, можно иметь очень много удовольствий, можно поехать на Гавайи, купить яхту, можно не жить, к примеру, в Челябинске, а жить в Гонолулу. И смысл жизни без веры в Бога не теряется. Не всякому же есть дело до своей души. Для кого-то смысл жизни в том, что ему тепло и хорошо, и телка рядом лежит. И посылает такой человек всех, кто пристает к нему с этими разговорами о душе. Ему ни до кого дела нет.

И мне ни до кого дела нет. Потому что я занят. Я занят смертью. Я буду умирать. Вот и весь смысл. Просто в какой-то момент своей жизни я понял, что, валяясь на диване и услаждая свое мясо, я все-таки умру. А что я там буду делать? Вот что я там буду делать? Там «мерседеса» нет, денег нет, телки нет, детишек нет, внучков нет… Наш Сбербанк находится на небе. В Вечности. Как говорят блатные, в гробу карманов нету. Туда возьмем только то, что нельзя потрогать. Страшно не умирать, страшно понимать, что ты совсем не готов к смерти.

— Значит, смысл человеческой жизни в том, чтобы этот самый истинный смысл постичь и к смерти подготовиться?

— Смысл человеческой жизни в том, чтобы быть сынами Божьми. Не рабами, не наемниками, даже не друзьями, понимаете?!. К нам свет от ближайшей звезды шесть лет идет. Вот сегодня мы видим свет звезды 2006 года. Это что, для кошки?.. Вот они, наши масштабы, наши глубины. А мы пытаемся заполнить их в лучшем случае добротным фильмом, а в худшем — водочкой, порнухой. Дух уныния царствует повсеместно — музыка гремит, с телеэкранов кровь хлещет. «Все будет кока-кола». «Не дай себе засохнуть». Я сейчас скажу странную вещь. Нам все это нравится только потому, что нам скучно наедине с собой. Вы попробуйте лечь в комнате. Не спать, а просто лечь. На час остаться. И вы с ужасом обнаружите, что вам скучно. Это я с вами собственным опытом делюсь. Мне тоже скучно с самим собой. Я такой же всякий. Но у меня появилась алчба — мне истина нужна. Позарез нужна, аж в горле пересыхает. А на все, что происходит не внутри меня, мне глубоко наплевать.

— Поэтому вы все бросили, уехали за город и теперь живете вдалеке от людей, отшельником?

— Это все журналистский бред. Я ничего не бросал, не оставлял, все получилось само собой, помимо моей воли. Не надо записывать меня в отшельники. Там, где я живу, у меня огромный участок, три автомобиля, огромный дом и куча денег. И вообще я один из самых крутых. Я считаю, что это не я уехал, а вы все, которые живете в муравейниках на двадцать первом этаже.

— Как вы нас всех не любите. Но что же нам, живущим в муравейниках, делать? Как жить, чтобы Бога не гневить?

— Четыре ступеньки надо пройти — поступок, слово, мысль, чувство. Сначала научимся плохо не поступать, потом не говорить, потом плохо не мыслить. И только потом, может быть (а может, и нет) научимся не чувствовать плохо. То есть качество нашей души поменяется, придет благодать божественная. Я вот матом давно ругаться перестал. Меня по пальцу стукни — я только «Ой!» крикну. Вот так Господь прощает. А моей заслуги в этом нет. Некоторые люди думают: вот я хожу в церковь, живу жизнь, делаю какие-то хорошие и плохие дела, а умру — предстану пред Господом, там будут две чашки весов, на одну положат мои хорошие дела, на другую — плохие, и меня определят в ад или в рай. Это не так. Суд страшный происходит каждый день. Каждый день молиться надо и спасаться от греха. Вот вы ходите в церковь?

— Да.

— А зачем, знаете?.. А то сегодня многие ходят туда не для того, чтобы общаться с Богом, не для того, чтобы спасти себя от греха, а так, отдавая дань моде. Юбочки надели, платочки навязали и пошли. А где не тронь — отовсюду вонь. Блаженны те, кто это понимает. Блаженны нищие духом. Из одной чаши причащаемся, а друг другу «Здравствуйте!» не скажем. Некоторые по 50 лет в храм ходят, а чего ради — не знают. Бабку старую спросили: «Кто на кресте изображен?» «Не вижу, — говорит, — очки забыла». Вот такие дела. Правильно Лесков еще писал: «Россия крещена, но не просвещена».

— Вы, наверное, каждый день начинаете с молитвы?

— Я начинаю свой день с того, что просыпаюсь. А человек, который позиционирует себя верующим, после того, как просыпается утром, посылает Господу просьбы, чтобы он этот день помог ему пережить, а затем благодарит за то, что он еще жив. Да, я о молитве. И я каждое утро благодарю Бога за то, что я жив, за то, что происходит. И помощи прошу. Удачи и успеха не прошу, мне они не нужны, я в карты не играю.

— Петр Николаевич, а когда вы играете какую-то роль, наделяете своих героев чертами своего характера? Когда смотришь картины с вашим участием, кажется, что это не просто монах, к примеру, а вы сам…

— «Вы сам» — такого нет. Вот вы сыграйте себя! Это глупость. Актерская работа — это не театр Станиславского. Для меня актерская работа — это смена мировоззрения. Играя монаха-старичка, я пытаюсь смотреть на мир его глазами. Играя царя — пытаюсь смотреть на мир глазами русского царя. Задача сложнейшая. Ведь знаю я приблизительно только одно — как смотрит на мир своими глазами саксофонист-пьяница.

— Но ведь пьянство в прошлом?

— Да. Были вшивки, кодирование… Все было. Тринадцать лет я боролся с зависимостью от алкоголя, а потом понял: избавление не в отказе, а в стремлении стать другим. Если зажаться и, ничего в себе не меняя, тупо твердить «я не пью», все равно сорвешься через год или через пять. Бесполезно! Завязать можно, если радость от пьянства уйдет. Бросают пить, чтобы от другого кайф ловить. Я вот сниматься стал.

— Вы считаете себя хорошим актером?

— Трудно сказать. Я учусь, я стараюсь. Оценивать — не мое дело. Я всего лишь пытаюсь качественно выполнять задания, которые получаю от жизни.

— Петр Николаевич, а как вы оцениваете современную массовую культуру?

— Современная культура — жуткая вещь. Потому что, если кого-нибудь не изрубили на шестьдесят семь кусков, то никто и смотреть не будет. И если не показали голую задницу, то никто уже и не заметит. А все из-за духа уныния: дай мне, развлеки меня хоть как-нибудь! А лукавый тут как тут, старается — и тебе «9-я рота», и тебе «Штрафбат», и «Хромой-3», и «Слепой-4». Правильно говорит отец Дмитрий Смирнов: «Ну что лукавый выдумал нового за шесть тысяч лет? Наркотики? Было. Секс? Было. Насилие? Грабежи? Убийства? Было! Что-нибудь новое он придумал? А Господь — это всегда новое стихотворение, новая песня, новая музыка».

— О музыке: вы свою музыку слушаете?

— Переслушиваю. Вот тридцать лет занимался, а хорошего часа на три только накопил.

— А телевизор смотрите?

— Да.

— Что смотрите?

— Кино всякое. Смотрю только то, что хочу. Недавно увидел по «Культуре» два хороших документальных фильма. Но в большинстве своем телевидение — это помойка, чтобы в ней найти нечто стоящее, придется хорошенько покопаться.

— Какие нужно передачи показывать на телевидении, как считаете?

— Такие, чтобы мне, Пете Мамонову, было интересно их смотреть. Вы же у меня спрашиваете. Я вам относительно себя и отвечаю.

— Петр Николаевич, а правда, что люди искусства отличаются от других?

— От каких других?

— Ну, например, от бизнесменов.

— Нет. Это иллюзии. Если бы искусство меняло людей, все бы мы жили в раю. Искусство людей не меняет. Меняет человека Бог. Если искренне, по-честному просишь, стараешься — то Бог тебе поможет измениться. А если сидишь на героине, то сдохнешь через год и будешь вечно мучаться. Вот и все.

— Вот вы в фильме «Остров» ложились в гроб. Какие чувства у вас это вызвало?

— Я три раза выскакивал из того гроба. Очень серьезная вещь оказывается. Четыре стеночки, а сверху крышка. И ничегошеньки там больше нет. Ни Евангелия, ни внучка Мишеньки рядом. Вот, что кто соберет для этого лежания, то и возьмет.

— Кстати, как вы воспитываете своего внука?

— Воспитывать внука должны родители. Дед с бабкой лезть не должны, потому что разум их помрачен. Это может закончиться грехопадением.

— Ну, хорошо, а ваши родители вас как воспитывали?

— Родители меня воспитывали так, как надо. Следили за каждым моим словом. Мама постоянно создавала такие жизненные ситуации, в которых душа моя имела возможность расти. Они с папой старались сделать из меня хорошего человека. Но, к сожалению, у них это не получилось. Я очень много душевных сил истратил на всякие гадости. Я 45 лет жил, руководствуясь двумя принципами «хочу» и «не хочу». Даже не жил, а бегал мимо. Целых 45 лет, и все мимо. И никакое воспитание тут не помогло.

По мнению музыкального обозревателя Издательского дома «КоммерсантЪ» Бориса Барабанова, на песнях Мамонова вырос весь отечественный панк.
Петр Мамонов был известен пристрастием к алкогольным напиткам. Избавиться от порочного пристрастия не помогли ни вшивки, ни кодирование. Лишь после обращения в христианство актер полностью отказался от употребления алкоголя и марихуаны.

— Вот как. А согласны ли вы с высказыванием, что дети — цветы жизни?

— Я согласен с тем, что дети — благословение Божие. А мы предохраняемся и защищаемся от них, как от бандитов. Мы все боимся рожать. Все говорят, мол, надо сначала денег заработать, чего нищих-то плодить… Я не видел ни одной бедствующей многодетной семьи! И если бы мне все это кто-нибудь в молодости объяснил, то у меня сегодня было бы восемь, а то и больше детей. У меня есть знакомый, у него шесть детей. Они выросли и родили внуков. И сегодня его семья составляет 48 человек. И все свои. Вот это счастье. Вот в этом предназначение человека. Не делайте аборты! Ведь женщине легче, чем мужчине в пятьсот тысяч раз. И все потому только, что она спасается от всех напастей деторождением.

— О женщинах. Петр Николаевич, у вас, наверное, очень терпеливая и хорошая жена?

— Жены все хорошие, пока с ними не поживешь тридцать пять лет.

— Позвольте, но и с вами тридцать пять лет пожить тоже не сладко!

— Живу не я с ней, а она со мной. Она при мне, и не страх это, а чуткость. Значит, у меня что-то было... Она видит это, чувствует... Видите, как? И я стараюсь. Брак — это труды, это тяготы друг друга носить. Развестись с женой мне хотелось не раз. Но ведь что дальше? Кто сказал, что с другой будет легче? Надо тут строить, а не бегать от одной к другой. Я строю свою жену, она строит меня. Сейчас модно внушать: мол, разведись, она не та, кто тебе нужен. Не надо искать себе молодую, будешь с дурой жить. Она же ничего не умеет, ничего не знает, учить ее нужно всему. А мне учить некогда уже…

— Петр Николаевич, ну и напоследок, не могу не спросить вас о конце света. По календарю майя он настанет в декабре 2012 года… Верите, что он настанет?

— Верю. Он будет обязательно, но только не в этом году. Вот когда последний человек на планете начнет верить в деньги, а не в Бога, тогда конец света и наступит. А верить всяким майя — бред.