Хихус, художник-комиксист: «Сейчас почти все киношники хотят сделать комиксы по фильмам»

Идеолог фестиваля рисованных историй «КомМиссия», известный комиксист Хихус продолжает путешествие по городам России с экспозицией фестиваля. О том, есть ли в нашей стране свои школы комикса и почему взрослые читатели не любят девятый вид искусства, мы и поговорили с Хихусом.

– Какое место тебе больше нравится занимать: в зрительном зале или на сцене?

– В моей работе интересно и то, и другое. В зрительном зале, кстати, редко удается побыть из-за того, что я зачем-то на себя взвалил всякие директорские обязанности. Когда приезжают ведущие авторы мира и дают мастер-классы, я бегаю за кулисами. Но когда я даю мастер-классы, я не чувствую себя на сцене. А вот на сцене почувствовал себя недавно совсем, когда задумал презентацию своей книжки «Космогонево». Мои друзья-музыканты сказали: «Давай мы тебе будем играть, а ты тексты читай». И вот я тут действительно почувствовал себя на сцене. Наконец понял, почему многим это нравится: там такая энергетика гуляет!..

– Ты часто сравниваешь раскадровку и комикс. Это такое сравнение для новичков или различий между ними действительно не так много?

– Любой серьезный комикс, как и любой серьезный фильм, начинается с раскадровки. Сначала все раскидывают по кадрам, у нас есть такой профессиональный термин – «в огурцах»: ручки, ножки, огуречик – получился человечек. Надо понимать, что раскадровка делается для того, чтобы разметить лист. В ней очень грубо все зарисовывается. А раскадровка, которую мы делаем для профессионального кино, – это, в общем, настоящий комикс за исключением того, что мы там баблов (от англ. «пузырь», в который вписаны реплики героев комикса – прим. авт.) не рисуем.

– Какая из твоих работ – лучшая?

– По-моему, у всех ответ один и тот же: последнюю хочется назвать самой лучшей. А последняя – это как раз «Космогонево». Мне было прикольно поработать с текстом.

– А почему ты выбрал соединение текста и комикса?

– У меня все истории для взрослого читателя. Хотя, как ни странно, у меня куча фанатов среди детей. И я ужасно всегда этому удивлялся и спрашивал: «А что вы-то там нашли?». Для того, чтобы понимать, что я наваял, надо хотя бы на общем уровне представлять философию, историю литературы. Дети говорят: «Носы смешно рисуешь». В принципе, любой может для себя что-то найти в книге. Но хочется работать для взрослого человека, а взрослый читатель не будет читать русские комиксы. Он к этому просто не готов. Поэтому такое вкрапление 15 процентов комикса вполне себя оправдало. Даже люди, которые принципиально не любят комиксы, читают эту книжку.

Павел Сухих (Хихус) – один из самых известных российских художников-комиксистов, лидер творческой группы «Люди мертвой рыбы», основатель фестиваля «КомМиссия». Родился в СССР, жил в Дании, где получил второе образование. После падения Берлинской стены перебрался в Германию, потом вернулся в Россию. Сначала Хихус был поэтом, потом стал рисовать картины. Познакомившись с лучшими мировыми образцами комиксов, полюбил их сам и помог полюбить другим. Немалую роль в популяризации «девятого вида искусства» в России сыграли публикации комиксов Хихуса в журнале «Птюч».

Первый комикс автора – «Красные башмачки» – агрессивный и остроумный пересказ сказки Ганса Христиана Андерсена, переведен на четыре языка и опубликован уже более тридцати раз. Одна из последних заметных работ Павла Сухих – книга «Космогонево» – была выпущена в 2009 году издательством «Гаятри». «Космогонево» – первое прозаическое, а не цельнорисованное творение Хихуса. Картинки в ней служат иллюстрациями к текстам, а не наоборот. «Книга повествует о жизни, смерти, жизни после смерти и жизни вместо смерти богов и героев из разных пантеонов», – гласит аннотация к произведению.– Для широких масс возможен только такой вариант? Просто комиксы для русской аудитории не подходят?

– Чтобы я что-нибудь сделал для широких масс! (Смеется.) Для широких масс мне удалось сделать только фестиваль «КомМиссия». Тут недавно мой племянник прислал мне ссылку на «Луркоморье», где нашел про меня страничку. Там написано, что надо быть сумасшедшим, чтобы получать удовольствие от моих текстов и картинок. Но это совершенно не смущает: с нормальными мы не общаемся – с ними ужасно скучно.

– Но у тебя есть работы, адаптированные и для широких масс? Ты делаешь коммерческие работы, для журналов, например.

– Когда я был первым арт-директором журнала «Афиша», Эндрю Полсон (основатель издательского дома «Афиша» – прим. авт.) сказал, что нанимает меня из-за того, что у меня фантастичное сочетание полного безумства и большой практичности.

– Из своих коммерческих работ можешь выделить любимые? Или они всегда подразумевают конфликт с творческой совестью?

– Не всегда. Я не так давно в Перми проводил семинар по комиксу в рекламе. И могу уверенно сказать, что там не было ни одного крупного бренда, с которым мы бы хоть раз не работали. Но удовольствие от работы над коммерческим проектом я получил, когда делал смешные мультики для Philips и когда я работал с Nike. Руководство Nike нам доверилось. Это отличная история: первый раз в жизни заказчика удалось уговорить не лезть в каждую деталь, а просто довериться.

Надо было продавать рюкзаки, и я уговорил их не делать тупую рекламу, а сделать смешную книжку, где шесть художников пошутят про рюкзаки, и бесплатно ее раздавать. Ну и на все рюкзаки налепить «свуш» (фирменный знак Nike). Чтобы художники поняли задачу, я им сочинил такие строчки: «Если хочешь вкусно кушать, не забудь натыкать «свуши». Мы действительно повеселились, и публика была в диком восторге. Раздали 150 тысяч этих бесплатных книжек. При этом художники получили удовольствие, потому что они сделали то, что им казалось смешным.

– То есть обычно не удается объяснить заказчику, что не нужно вмешиваться в творческий процесс?

– Почему я и завязал с рекламной деятельностью. И это мощная тенденция в Москве. Всех своих знакомых, с которыми я раньше работал в BBDO (сетевое рекламное агентство – прим. авт.), сейчас нахожу в самых неожиданных местах, и все они говорят один и тот же текст. Корпоративная культура пожирает саму себя, как змей Уроборос. Сейчас все рекламные агентства, вместо того, чтобы рекламировать товар, делают приятное тетеньке из отдела маркетинга. Это отвратительно. И люди говорят: «Да ну нафиг, больше не хочу. Вот я ушел от директора в маленькое кафе, делаю интересные выставки, получаю здесь в десять раз меньше денег, зато не чувствую каждый день, что мне в душу наплевали». И это действительно заметная тенденция дауншифтинга.

– Москва – единственное место, где сосредоточены художники-комиксисты, или есть еще талантливые авторы в регионах?

– Например, в Екатеринбурге, насколько помню, есть три достаточно мощных группировки художников. Мы хихикали, что там, наверно, повышенная радиация, и они мутируют в комиксистов. Конечно, многие из них при первой же возможности сбегают в Москву, я вот сам Костю Комардина переманил. В Питере есть еще несколько мощных тусовок – отдельно мангаки, отдельно комиксисты. Есть несколько авторов на Украине. Видимо, появляется кто-то достаточно яркий и хоть чуть-чуть с организаторской жилкой, и тут же закручивается какая-то тусовка, тем более, что потребность у молодежи есть.

Для комиксистов объединяться в группы абсолютно нормально, потому что принято работать вдвоем – один сценарист, другой художник. В группе «Люди мертвой рыбы» в лучшие года ее существования мы, во-первых, давали друг другу критические замечания, во-вторых, могли в два часа ночи позвонить любому и сказать: «Блин, у меня сценарий «застрял», завтра утром сдавать, давай быстро придумаем, что же будет дальше с репкой». Гуртом и батьку бить легче.

– Существует ли русский комикс?

– У нас нет школы – это и плохо, и хорошо. Круто, потому что нет жестко доминирующего стиля. Во многих западных школах настолько сильно доминирует общая стилистика, что читатель это видит и начинает скучать. С другой стороны, было бы классно, если бы у нас появилось хоть одно учебное заведение, где учили бы комиксу. И если бы это делал я, то пригласил бы туда разных художников.

– Твой стиль, который ты называешь нео-лубком, может стать школой? Есть последователи?

– Последователи есть, как ни странно. Мы живем в такие времена, что нужно, как Маугли, воспитываться в лесу среди волков и обезьянок, чтобы прийти и сделать что-то такое, у чего не росли бы ноги издалека. Я четко понимаю, что учился у Хармса... рисовать, правда, не учился.

– Нет художественного образования?

– Оно есть, но я скорее воевал за право рисовать так, как мне нравится. У нас в Москве было фантастическое училище №176, где одна специальность была «художник-оформитель», а другая «повар-буфетчик». Оттуда как раз пошли все шутки про «акушеров-монтажников» и так далее. Нас пытались научить рисовать всех под одну гребенку, и это было ужасно скучно.

– Какой самый ценный комикс в твоей коллекции?

– Самый ценный – это редкое издание Мебиуса (французский художник, комиксист Жан Жиро – прим. авт.) с автографом, которое он сам мне подарил. Вообще у меня все книжки с автографами, и они, конечно, коллекционные.

– Тебе как коллекционеру, наверное, приходится общаться и с Константином Эрнстом и с Алексеем Венедиктовым, любителями комиксов. Что им интересно?

– Могло так показаться, что я такой крутой и общаюсь с Константином Эрнстом. Да, он несколько раз приходил на мои фестивали, в том числе, когда приезжал Мебиус. А с Венедиктовым мы плотно общаемся, он прикольный, либеральный чувак. Оба они собирают французские комиксы. Когда я договаривался о том, чтобы Венедиктов дал нам часть своей коллекции для фестиваля, и спросил, сколько он может нам выделить, он спросил: «А сколько машин ты сможешь подогнать?».

– В России есть комикс-журналы?

– Есть украинский «К9» на русском языке, есть для самых маленьких «Ну, погоди!» и, собственно говоря, все. Остальное – лицензионные переводы.

– Когда ситуация изменится, и издатели будут платить авторам и выпускать комиксы большими тиражами?

– На самом деле она уже изменилась. Скоро выйдет «Обитаемый остров» и достаточно много других комиксов по фильмам. Сейчас почти все киношники хотят сделать комиксы по фильмам. Ситуация очень сильно изменилась, и мы больше не какая-то страшно маргинальная тусовка.