Константин Хабенский, актер: «Как и любому нормальному человеку, мне хочется поваляться, ничего не делать, посидеть покурить, посмотреть телевизор... Что, в принципе, бывает часто»

Отдельная, очень тихая и камерная комнатка в ресторане одного из загородных пятизвездочных отелей. Вопреки всем прогнозам и ожиданиям, он, как правило, не идущий в последнее время на контакты с журналистами, дает согласие на это большое эксклюзивное интервью.

Константин Хабенский – один из самых популярнейших, востребованных и, если хотите, модных сегодня актеров России, не нуждающийся, по-моему, ни для кого ни в каких представлениях. И вот он сидит передо мной. Мы заказываем по «американо». Константин достает закордонный Parliament...

Вообще курит он очень много. К концу нашего более чем часового тет-а-тета в пепельнице уже лежало около шести окурков.

Слаб человек. И я слаб. И это нормально...

– Оказывается, мы оба с вами Козероги, Константин. Вы родились 11 января, я – 19-го, правда, на год позднее, в 73-м. Но, тем не менее, таким уж стопроцентным типичным Козерогом я, пожалуй, назвать себя не могу. А вы, интересно?

– Я вообще ко всем этим гороскопам и знакам зодиака отношусь, наверное... с уважением, да, но и не более, знаете ли, того. Кто-то говорит, что я типичный Козерог. Кто-то. Но лично я сам себе таких оценок не ставлю.

– Но вы упрямый?

– Я упрямый.

– Вы эгоистичны?

– Ну, естественно.

– Вы амбициозны?

– Ну не без этого.

– Самолюбивы?

– А это профессия такая. (Улыбается.)

– Независимы от других?

– Я пытаюсь. Это очень тяжело. Это иногда идет во вред тому, что ты делаешь, но пытаюсь.

– А знаете, какую характеристику Козерогов астрологи считают самой точной? Я вот даже выписал: оказывается, Козерог – это человек с вялым, инертным, угрюмым характером, который постоянно хандрит и часто впадает в меланхолию, такие люди с ужасом смотрят в будущее!

– Может быть... Может быть, и это присутствует. И наверняка даже. Просто... (Пауза.) Просто, скажем так, я не из тех актеров, кто и в жизни, и на сцене... вот то, что называется актер. «Вон, смотрите, актер идет! Он и на сцене актер, и в жизни актер». Да?.. Нет, я не такой. Я в жизни стараюсь быть таким, какой я есть. Может быть, угрюмый, может быть, неразговорчивый, может быть, наоборот, чересчур веселый. Но такой, какой я есть. Сцена – это другая история.

– А вот, интересно, какие-то, быть может, жесты, что-то в интонациях, или, я не знаю, в походке... Вот что-то из подобных «отпечатков» приклеивается лично к Константину Хабенскому после сыгранных им персонажей?

– Ну вот так уж прямо, чтобы приклеивались... Естественно, что-то остается... Какие-то мысли остаются. Я думаю, что скорее всего, и слава Богу, это какие-то мысли. Те, которые входят в тебя и доходят до твоего, скажем так... пафосно скажу – сердца. Не ума уже, а сердца, да? Вот все те вещи, над которыми мы работаем на сцене. Вот это входит, и это уже является частью твоего...

– Я.

– Я. Мира. Восприятия мира. И так далее. Это помогает... А так, чтобы жесты, походки – нет. (Улыбаясь.) Надеюсь, что нет. Хотя со стороны, наверное, лучше видно, но надеюсь, что нет.

– А вот со следующей характеристикой Козерогов, мне кажется, вы точно не согласитесь. «Козерогам приходится бороться с комплексами, а заодно и с обидой на весь мир за то, что их недооценили».

– Обида на весь мир за то, что недооценили?.. Комплексы – это нормально. Комплексы – это нормально. У всех есть свои комплексы. Кто-то сутулый, да? Надо выпрямляться. Кто-то жадный – он пытается искоренить в себе это. Кто-то считает, что он... там, недостаточно сексуален. У всех свои комплексы какие-то, да?

Вот я сужу по своему Мастеру, который учил нас постоянно... скажем так, волевым поступкам. Создать роль, довести ее до конца – это требует невероятных волевых усилий. Тем более, главную роль, да?.. Очень много обстоятельств, которые всегда против: декорации, партнеры, нехватка времени, съемки, что-то еще. Но!

– Несмотря ни на что...

– Нужно, вот именно! Почему он нас этому учил? Потому что он сам учился – и тому же самому... Поэтому кто что пропагандирует, видимо, он таким образом и пытается избавиться от этих комплексов. Или назовем это не комплексами, а нехваткой. Нехватка чего-то. Потому что комплексы – это мы все же как-то по-другому понимаем, это какая-то ущербность... Нет, я думаю, это нехватка.

– Но вы полностью овладели вот этой силой воли?

– Нет. (Пауза.) Да не, это невозможно.

– Ну, по крайней мере, что касается творчества?

– ... Да нет тоже. (Пауза.) Нет, тут нельзя так однозначно сказать... Нельзя. (Пауза.) То, что мы пока еще... Мы – это я не про себя говорю, это вообще все те, кто занимается театром. И вот пока мы продолжаем участвовать в новых постановках и при этом продолжаем получать от этого удовольствие – это уже, мне кажется, так... достаточно серьезно. О многом говорит.

– А в обычной жизни, значит... не такой уж волевой человек Константин Хабенский?

– (Улыбаясь.) Все зависит от обстоятельств. Ничего нового я, наверное, не скажу. Естественно, как и любому нормальному человеку, мне хочется поваляться, ничего не делать, посидеть покурить, что-то еще... Посмотреть телевизор... Что, в принципе, бывает часто. В ущерб всем остальным делам, да?.. Но, к сожалению, обстоятельства сильнее нас. Поэтому потом приходиться все равно вскакивать и делать какие-то дела.

– Ну вот, кстати, что касается того же курения – бросали, пробовали?

– Бросал. В прошлом году – полгода не курил. Чувствовал себя з-замечательно. Просто блестяще себя чувствовал! Это сказывалось и на спектаклях, и на общем самочувствии, но... опять что-то...

– Что? Из-за чего? Что заставляет человека снова взяться за сигарету?

– (Улыбаясь.) Слаб человек, слаб... И я слаб. И это нормально. К сожалению, это нормально. Ничего такого тут нет. Видимо, всему свое время. Видимо, нужно еще накуриться. Чтобы потом вновь бросить. Но, опять же, навсегда ли? Я не буду зарекаться. Ведь многие из тех, кто бросает курить, казалось бы, навсегда, лет через десять... Глядишь – а он снова с сигаретой. Слаб человек.

Я такого еще ни разу в жизни не делал!

– Константин, я вот все жду-не дождусь, когда же увижу вашего «Адмирала Колчака».

– Значит, официальная премьера, насколько мне на сегодня известно, 9 октября. Я сейчас занимаюсь озвучиванием и, скажем так, некоторым образом участвую в рекламной кампании фильма.

– Насколько мне известно, это будет и телесериал, и киноверсия.

– Нет, на сегодняшний день – это только киноверсия. Дело в том, что этот проект снимался несколько иначе, чем это делают обычно, когда для киноверсии четыре сериальных серии складываются в одну и так далее. Здесь же было сразу все отдельно: и десять написанных серий, и отдельно сценарий художественного фильма. Отдельно. Снималось тоже на разные носители.

– Скажите мне, вам вообще комфортно было играть эту личность?

– Хм... К слову «комфортно» это не имеет никакого отношения. (Улыбается.) Это... Ну это очень тяжело было!.. Это и сейчас очень тяжело – на озвучивании. Надо голосом еще доработать этот характер. (Пауза.)

Я такого еще ни разу в жизни не делал. Мы же привыкли работать и на сцене, и в фильмах... как-то так вот между струй. Да? Ни да, ни нет, вот так вот как-то... с полуулыбкой, с некоторым прищуром, с некоторым таким «я ему скажу то, но подумаю-то о другом».

Здесь более прямые ребята были. Они говорили в глаза то, что они думают. Они высказывали очень внятно свою позицию. На сегодняшний день, я считаю, это – тяжеловато нам сделать. Тяжеловато сделать так, чтобы это было убедительно. Так, чтобы, если человек любит, то... То он любит, но у него... (Пауза.) Тут такая вещь!.. Эх, боюсь сейчас зарыться в описание, поэтому вернусь обратно! Обратно вернусь, о'кей?

Это было очень тяжело сделать, учитывая то, что по возрасту главный герой был на десять лет старше. Моего возраста, физического.

– Был специальный грим...

– Был специальный грим, но дело не в гриме. Гримом тут ничего не поправишь. Дело в том, что... успел пожить или нет, понимаете?.. Вот в чем суть. И я думаю, что если у нас все в конечном результате получится, – а я уже посмотрел рабочий материал, и, мне кажется, это не стыдная история, – то огромное спасибо за это, конечно же, нашему режиссеру Андрею Кравчуку, взвалившему на себя, безусловно, большую часть работы. Он вел этот проект, несмотря ни на что. Былое полное ощущение того, что он сам вместо локомотива везет эти 40 вагонов с золотом Колчака!

– Вы вообще снимали по документальным фактам? Или же это будет, скорее, а-ля «по мотивам жизни» Колчака?

– Нет, это были документы... Ну где-то, в незначительных местах, мы выходили на то, что называется «более художественно» – да? – но в целом картина снималась исключительно на основе документальных событий.

– Наверное, до этого фильма вы немногое знали о Колчаке как о человеке?

– Ну, конечно.

– Школьный уровень, не более того...

– Да и школьных-то знаний особо не было. На тот момент, когда я заканчивал школу, у нас за окном еще был Советский Союз. Учебники еще не переделывались...

– Тем более интересно услышать – в «шкуре» Константина Хабенского какого же все-таки Колчака мы увидим?

– Я не знаю. Вот я честно вам скажу – не знаю. Я достаточно... (Долгая пауза.) скажем так, без восторга отношусь к тому, что делаю на экране. Театр – это другая история. Я про экран говорю, да?.. Есть только какие-то секундочки в каких-то фильмах, где я могу заинтересоваться сам собой, а в целом...

– А в целом вы самоед!

– Ну, это нормально. Нормально... Поэтому не знаю. Не знаю. (Пауза.) Скажу только – я такого еще не делал. Вернее, повторю. Вот и все. Вот, наверное, это будет самое главное определение этой роли. Пока. Я такого не делал еще...

Я не помню, что я ел. Не помню, как меня встречали. Я помню, что и как мы придумывали там!

– Я вот тут одну вашу фразу выписал из какого-то интервью, как раз касаемую кино: «Театр в последнее время мне стал гораздо интереснее, чем кино». Ваши слова?

– ... Может, как-то неудачно перевели прямую речь? (Улыбается.) Вот почему я и стараюсь как можно меньше общаться с печатной прессой – есть очень мало людей, кто может очень точно и профессионально перевести живую речь на бумагу.

– Абсолютно согласен с вами!

– Нет, я такого не говорил. Я, может быть, как-то по-другому говорил, но так – нет.

– Тогда еще одна ваша цитата на эту же тему: «Театр – это творчество, это любовь, вдохновение и наслаждение, а кино – деньги».

– Тоже не мои слова.

– Да вы что?

– Нет, нет... (Улыбается.) Я таких лозунгов не выдаю.

– Открывайте быстрее свой официальный сайт! Он у вас не работает.

– Я знаю, да. Я знаю...

– Уж там-то, наверняка, будет только правда.

– Я, скажем так, не собираюсь издавать мемуаров. И не хочу заниматься самолюбованием. Поэтому, если честно, я не вижу – вот лично я – какой-то уж прям большой необходимости в этом сайте. Если кому-то надо со мной связаться, он свяжется. Так или иначе, но свяжется.

– Константин, но хотя бы ваша коллекция театральной обуви – это-то правда? (В Интернете сейчас можно найти не одно интервью моего визави, в которых он с упоением повествует о своей прямо-таки страсти – собирательстве театральной обуви своих не менее именитых коллег.)

– Выдумка самая настоящая. (Улыбается.)

– А звучит убедительно.

– Ну а как вы хотели? Если уж мы выдумываем, то выдумываем так, чтобы убедить... Просто в какой-то момент мне так надоело отвечать на одни и те же вопросы!.. Что я решил сам закрутить эту историю – чтобы самому, пусть хоть и на небольшой отрезочек времени, но было интересно и нескучно общаться. И вот она до сих пор звучит. Хотя это было... ну, лет где-то десять уже назад. (Улыбается.)

– Скажите уж тогда мне сейчас все сразу – что вы еще нафантазировали в уши моим коллегам?

– Нет, остальное как-то ушло в небытие... А я уже потом и сам перестал выдумывать – хватало, поверьте, этой одной легенды. Такой невероятно большой интерес одно время к ней был!

Не знаю, может быть, в силу воспитания, или характера, – в принципе, что одно и то же, – но когда возникает большой интерес к моей персоне, я стараюсь отходить. Ну вот как-то я... не знаю! Кто-то делает себе имя и популярность на интервью, кто-то – на присутствии в тех или иных пафосных местах, на пиаре, а кто-то делает себе имя работой. Я, наверное, из вторых. Из вторых...

– Не скрою, мне говорили, что у Хабенского «синдром Меньшикова». Слышали о таком?

– Да, конечно, я знаю, что это такое.

– Когда артист наотрез отказывается от общения с журналистами.

– (Улыбается.) Ну мы же сейчас сидим, разговариваем с вами...

– Да, но чего уж скрывать – особенно в последнее время для вас это о-очень большая редкость. Будем считать, мне просто повезло...

– Нет, я общаюсь, просто... Должен же быть какой-то повод для общения, да? А просто сидеть каждый день... Я могу сидеть каждый день и общаться с журналистами. И, в принципе, отвечать на одно и то же и говорить, что у меня там то-то, то-то, то-то – но мне это неинтересно. Просто неинтересно. Когда есть повод – скажем, «Ирония судьбы» вдруг выходит, или вот «Адмирал» нынешний, или что-то еще, да? – другое дело, я могу ответить на те вопросы, которые интересуют людей.

Но, опять же, при этом, как правило, знаете, какие вопросы возникают у многих ваших коллег? «А что вы ели на съемочной площадке?» «Как вас встречали?» Я не помню, что я ел. Я не помню, как меня встречали. Я помню, что мы придумывали там. И как. С Тимуром Бекмамбетовым. Или с Андреем Кравчуком. Вот какие-то такие вещи я помню. А что я ел – меня это... ну, сами понимаете.

Закон один: хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах

– Есть роль, которую вы очень хотите сыграть? Вот прямо о-очень, она – ваша?

– На сегодняшний день я не горю какой-либо ролью. Вот на сегодняшний день, на сегодняшний час, за этим столом... (Пауза.)Может быть, потому что нужно немножко отдохнуть. Да? И просто отойти на какое-то время... Надоело брать количеством. Хочется качества.

Наверное, эта пауза нужна для того, чтобы подумать. И потом с чем-то выйти... Есть предложения. Есть запланированные спектакли в театре. Уже даже на послеследующий сезон, да? Мы планируем, мы говорим, что будем браться. Но не факт, что они возникнут, так ведь? Но они интересны, по крайней мере...

И еще. Я не могу сейчас репетировать «Трехгрошовую оперу», думая, предположим, об «Иванове». Просто у меня это не получится. Я могу гореть только той работой, которую я на сегодняшний день делаю, понимаете?.. Я могу отключаться и погружаться только, предположим, в сегодняшний спектакль «Утиная охота». Естественно, вынося на сцену все какие-то обстоятельства моей личной жизни – да? – но которые помогают этому спектаклю. И убирают то, что мешает... Но не более. (Пауза.) Но, наверное, все дело все-таки элементарно в отдыхе.

– В общем, живи сегодняшним днем, но на будущее все равно планируй...

– Закон один: хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах. (Улыбается.) Поэтому... Поэтому хочется закончить «Колчака». Не хочу плевать в историю и не хочу думать о себе с точки зрения исторического персонажа, но, мне кажется, это будет – может быть! – наконец-то серьезный фильм уровня, скажем так, лучших мировых фильмов. Может быть. Без всяких таких... спецэффектов, которые работают за актера, да? Хотя, безусловно, там будут какие-то компьютерные дорисовки, но без помогающих актеру спецэффектов. Без красных глаз, без вот этого всего...

– На «Дозоры» намекаете?

– Но это тоже продукт, который имеет место быть, который очень качественный. Но просто, скажем так, в своей ипостаси...

Нет, я считаю, должны быть различные фильмы. Должны быть представлены все жанры, безусловно. Но вот почему-то именно за «Колчака» я радуюсь, признаюсь вам, больше всего. Все-таки настоящая историческая драма... Или как еще сказать?.. (Улыбаясь.) Впрочем, продюсеры и режиссер пока еще сами не могут до конца определиться с жанром этого фильма.

– Какие еще роли предлагают вам сегодня?

– Вы знаете, как правило, то, что я уже делал. К сожалению... Вот недавно предложили сыграть в сериале под рабочим названием «Петровка,38». (Улыбается.) Я сказал: «Ребята, ну как-то... имейте совесть, что ли? Я уже отдал часть жизни на это!» При том еще, что прошло не так много времени, чтобы меня забыли в этом образе. Все ж еще до сих пор крутится, все это есть на экранах... Путать людей – зачем? То ли я – это еще там, то ли уже здесь?

– Вовремя вы ушли из той эпопеи, Константин, вовремя... Некоторые ваши коллеги по «Ментам», по-моему, уже на всю свою оставшуюся жизнь заложниками тех ролей так и останутся.

– Но я тоже остаюсь заложником. Бывает, прилетаешь в какую-нибудь страну или город, а к тебе иначе как Игорь Плахов и не обращается никто. И я понимаю, что значит где-то здесь, по какому-то каналу, в очередной раз показывают тот сериал... Не так-то просто, понимаете?

Не так-то это просто – перестать быть заложником той роли...

Это требовало и требует до сих пор и продуманности, и силы – да даже простой физической силы, – чтобы уйти, предположим, от образа Плахова и перейти, скажем, в Городецкого. А из Городецкого потом выйти и перейти уже в кого-то другого. Это очень тяжелая работа!.. Сделать так, чтобы, в конце концов, фамилия актера была все же над фамилиями персонажей. (Пауза.)

Но, опять же, мы можем посмотреть и с другой стороны. Если актер всю жизнь работает, а в конце жизни у него спрашивают «Чем вы занимаетесь?» – это... это страшно! Если у актера нет такой роли, как, предположим, Шурик у Демьяненко, да? К сожалению! Блестящий актер! Но, увы, так выпало, что помнят его только, пожалуй, по этой роли. Шурик да Шурик – и ничего ты с этим не поделаешь. Но – без этого Шурика... да? Может и не остался бы актер в истории нашего кино... Сложно сказать.

– Вопрос двоякий...

–Да, тут двоякая ситуация.

– Скажите, а из Голливуда у вас не было предложений? Особенно после «Дозора»?

– После «Дозора» были предложения. Но все какая-то, честно говоря, залепуха.

– Сплошная банальщина: русские плохие, русские – бандиты?

– Да, вот что-то такое. Неинтересно... Я не тороплюсь. Потому что прекрасно понимаю – для того, чтобы работать на иностранном языке, надо им дышать...

– Да там жить надо, вот и все.

– Необязательно там жить, там нужно дышать этим языком. Потому что в слове «вертолет» мы можем сделать столько пауз и придыханий – да? – что оно приобретет совершенно другой смысл. То же самое касается и английского языка. Поэтому... Качество нужно достигать в себе! (Улыбается.)

Это нужно сделать самому

– Ну раз уж мы, благодаря «Колчаку», затронули наше прошлое, не могу не поинтересоваться и вашими корнями, Константин. Знаю, что матушка ваша по профессии преподаватель, батя – инженер. А еще более ранними своими предками вы интересовались когда-нибудь? Мне вот в свое время про себя в этом смысле было очень интересно узнать!

– Нет, у меня эта мысль сидит. Она сидит во мне, да. Иногда всплывает. И мне это тоже о-очень интересно. Но пока просто нету физически времени на это. Плюс к этому, я не очень понимаю, куда мне нужно пойти, чтобы все это так вот руками, что называется, вскрыть и посмотреть. В этом смысле как-то не очень хочется просить кого-то об этом, вы ж понимаете. Это нужно сделать самому. Какие-то вещи в этой жизни нужно сделать самому.

– Да, это точно, согласен. Я для этого уезжал с отцом в Тверскую губернию, на родину своих предков, и вот ходил там буквально по столетним бабушкам – старожилам тех мест, и лично у них все выспрашивал...

– О, вот видите, как. А я когда пытался это узнать, было несколько версий. Таких... совершенно противоположных. И я понял, что это нужно сделать самому.

– Но папа с мамой, наверняка же, все равно что-то рассказывали...

– Ну, естественно. Но то ли из Польши ведет свою историю наш род, то ли из Белоруссии... Нет, не могу сейчас сказать. Увы.

Я, как Штирлиц, в том фильме!

– Интересно, вы любите охоту, как и ваш Зилов?

– Стрелок из меня неважный, но... Знаете, я еще не дорос до того, чтобы охотиться на зверя. Психологически, да? Просто не хочу убивать. Но на утиную охоту я с удовольствием выезжаю. (Улыбается.)

– А рыбалку?

– На словах – да. (Улыбается.) Ну мы, правда, ловим... хм, сетками.

– Браконьеры, значит!

– Но только там, где это разрешено.

– А у нас есть места, где разрешено так ловить?

– Есть, да. Есть.

– И где же они, позвольте узнать?

– Там же, где и сами разводим рыбу, в принципе.

– Ясно – в питомнике.

– Вот да, да, да... И все время мысль о том, что хочется посидеть с удочкой, в лодочке, и так далее. (Улыбается.) Ну вот такие вот парадоксальные вещи происходят. Поэтому – да, в глубине души я рыбак!

– Вы – книголюб?

– Я стараюсь читать, книги с собой постоянно вожу. Но сейчас очень мало, к сожалению, получается. Но еще и потому, что постоянно хочется спать. Вот я не знаю, что это такое – все время хочется спать!.. Нужно просто отоспаться хотя бы дня два-три для того, чтобы спокойно читать книгу.

– Ну вот сейчас что у вас с собой?

– Барикко. Алессандро Барикко. «Такая история».

– Друзья посоветовали?

– Нет, я случайно напоролся на «Море-океан» Барикко, Сережа Гармаш подсунул мне эту книжку. Я прочитал, был... как-то перевернут этим автором, потом пошел – нашел, и сейчас вот уже «Такая история». Очень интересно пишет товарищ.

– Вы – меломан?

– Нет, нет, я слушаю то, что...

– Идет фоном?

– То, что идет фоном, да. (Улыбается.) Правда, когда слышу то, что мне нравится, всегда, конечно же, делаю погромче. Но это больше относится не к каким-то авторам и исполнителям, а к каким-то... ассоциациям, да? То, что было в жизни. Или под настроение.

– Вы – киноман? В плане, как зритель?

– Ну, я вожу с собой фильмы, потому что не всегда успеваю в кинотеатре посмотреть, но, по крайней мере, те фильмы, которые делают у нас в России, я стараюсь все отсматривать. Для того чтобы иметь какое-то свое мнение – да? – об актерах и режиссерах. То, что касается зарубежных шедевров – ну, тоже стараюсь не пропускать.

– Что из последнего просмотренного зацепило?

– «Русалка» Анны Меликян. Потом, мне кажется, не испорченный сценарий, дебют Карена Оганесяна, фильм называется «Я остаюсь», последняя работа Краско. Мне кажется, не испорченный сценарий – а это уже! Да? Плюс к этому мы с Кареном сейчас сделали фильм, он называется «Домовой», там Володя Машков, Чулпан Хаматова и я. Такой психологический триллер.

– А не испорченный сценарий в вашем понимании – это какой, значит?

– Есть сценарий. Который интересен. Режиссер берет его и делает из этого сценария какие-то... свои мелкие мысли, которые намного ниже уровня этого сценария, понимаете? Его там интересуют, предположим... ну, какие-то сексуальные утехи, да? Или самоубийство. Или что-то еще такое, но – сценарий намного выше этого. Это все равно, что, например, взять Чехова и сделать огромный акцент на том чае, который они пьют! Вот это и есть испорченный сценарий. Конечно! Потому что все равно видно замах. Понимаете, тот замах или та тема, которая вдруг поднимается, но которой... в итоге и значения-то не придается.

– Вы – автомобилист?

– Я езжу на автомобиле, но, знаете, не меняю...

– Марку.

– Нет, не то, что марку – каждые полгода машину. Я езжу на том, что мне удобно, и том, что надежно.

– Самая комфортная скорость для Хабенского?

– На трассе? В зависимости от дороги. Естественно. Но я думаю, что где-то 150-160. 120 – это когда разбита трасса.

– Понятно... Я вот просто сейчас, задавая вам эти блиц-вопросы, попытался нащупать вот какую-то ту вашу, так скажем, некую страсть, к которой вы с неизменным удовольствием возвращаетесь каждый раз, когда появляется свободное время. Автомобили, охоту, рыбалку мы затронули, книги... Но, похоже, самое лучшее для вас «увлечение» в такие минутки – это банальный сон.

– ... Да. Наверное. Ну, сон – это не страсть. Это необходимость. Это то, чего очень не хватает не только мне, но и Олегу Павловичу Табакову, например. Я вижу, как он, предположим, в середине дня запирается в гримерке и говорит: «Меня не трогайте час, я буду спать». И я его понимаю: силы нужно как-то соизмерять. Как оказалось. И даже не для того, чтобы продлить свою жизнь, да? Хотя это тоже было бы неплохо. А для того, чтобы было с чем выходить к людям, которые купили билеты. Элементарно. Потому что, если ты еле говоришь, злой, нервный, и так далее... Зрители-то не виноваты, понимаете? Они пришли совсем на другую «историю».

– Стандартных девять часов сна для вас достаточно?

– Даже много.

– Вот как?

– У меня немножко другой ритм, я успеваю набрать в течение дня по 15-20 минут. Сидя вот прямо на стуле, могу спокойно, пока бегают, меняют свет, поспать. А потом меня разбудят, и я пошел дальше. (Улыбается.) Как Штирлиц, как в том фильме!.. Кстати, есть люди, которые это делают более блестяще – стоя у стены. Есть у меня такие коллеги.

«Ирония судьбы» – это совсем другая история

– Я бы хотел вернуться к «Утиной охоте»... В свое время вы сказали, что от этой роли, от этой пьесы грешно было отказываться. Я согласен – от таких предложений не отказываются, попросту, как говорится, боженька не простит... А теперь скажите мне, пожалуйста, «Ирония судьбы-2» – это из разряда таких же вот предложений? На которые, несмотря ни на что, надо соглашаться?

– Нет, «Ирония судьбы» – это совсем другая история. «Ирония судьбы» – это, скорее, авантюра. Это была авантюра, это был такой... риск, но это была настолько веселая команда! У руля стоял Тимур, и мы что-то постоянно придумывали вместе... Я, может, как-то немножко неправильно отвечаю?.. Просто я изначально подошел к этому вопросу несколько по-другому. Я спросил сам себя: а хотел бы я посмотреть со стороны, как люди сделают продолжение «Иронии судьбы»? И ответил: да, мне было бы интересно посмотреть.

– Ну еще бы! Я думаю, так любой бы ответил.

– Вот. А потом я себе задал другой вопрос: а почему же тогда я сам не могу в этом поучаствовать и что-то понапридумывать там, да? Все-ж-таки фантазия пока работает... Но я понимал, насколько это ответственно. Я понимал... Это была, опять же, кровавая история! Потому что были дописки, переписки сценария. И в результате фильм вышел тоже не идеальный. Я это вижу и понимаю, где мы там совершили и ошибки, и... и так далее, и тому подобное. Но, тем не менее, это история выигрышная, на мой взгляд. На мой взгляд. Хотя бы потому, что она не пошлая. В отличие от других различнейших продолжений, которые предшествовали нашей «Иронии».

То, что касается «Утиной охоты», там существует монолог Зилова по поводу утиной охоты – вот там, наверное, и заключается все это... сердце роли, да? Вот от такого монолога – очень тяжело отказаться. Скажем так, даже не от монолога, а от вскрытия этого монолога.

А «Ирония»... Ну, что «Ирония»?.. Сравнивать ее с первой категорически нельзя, я считаю! Их сравнивают... не знаю, кто вообще! Зачем это нужно?

– Сравнивают, Константин, сравнивают...

– Ну, хорошо, тогда надо сравнивать Советский Союз и то, что сейчас у нас происходит. Нужно сравнивать ритм жизни... (Пауза.) Их сравнивать нужно только в одном. В секундочке, когда ничего не работает, никакие средства связи, и никакие машины не ездят, и когда два человека остаются один на один. Вот в этом, наверное, их имеет смысл сравнивать...

Опять же, скажем так, первоисточник имел больше возможностей для донесения и развития отношений человеческих. Потому что фильм шел три часа, да? И там было много песен, и там это все как-то... потихоньку, потихоньку... У нас не было такой возможности. Мы не имели права этого делать. Во-первых, в кинотеатрах же существует некий ограниченный режим показа, так ведь?.. В этом может быть ущербность продолжения «Иронии судьбы», не спорю.

– Но в целом, я так понял, вы довольны.

– Ну... не пошло. Я скажу так вам. Не пошло.

– Я благодарю вас за эту встречу!

P.S. С 26 июня на экраны страны выходит новая работа Тимура Бекмамбетова – голливудский блокбастер «Особо опасен». В главных ролях – Константин Хабенский и Анджелина Джоли.

P.P.S. Авторы выражают благодарность гастрольному агентству «Овация» и лично Наталье Русских – организатору гастролей МХТ имени Чехова в Челябинске – за содействие в организации встречи.