Карабах. Сад со следами войны

Черный сад. Именно так переводится с турецкого «карабах». В это название многие предпочтут вложить синоним войны и разрухи. Хотя речь тут идет про иной сад (погуглите, не поленитесь). Сами карабахцы любят называть свою страну на родном армянском – Арцах. Как сегодня живет непризнанная республика? И речь здесь не о политике. Следов войны в Карабахе, действительно, много. Его границы не назовешь мирными до сих пор. Но есть и другое. Это люди Арцаха, его дороги, его дома, просто его жизнь, пульс и сердце.

Она всего одна для Карабаха. Дорога Ереван-Степанакерт – единственный транспортный коридор, связывающий Арцах с внешним миром. С Азербайджаном все границы закрыты на замок. Путь только через Армению. Карабахцы говорят: «Это наша дорога жизни». И мы неоднократно услышали здесь эти слова.

...Из Еревана выехали утром. Вокзал, автобус – и вот впереди шесть часов пути по горам. По Кавказу. Как оказалось, моя незначительная просьба к соседу по креслу вызвала небывалый ажиотаж среди всех пассажиров. Автобус загудел. Говорили все. Рассказывали про все, что взгляд цеплял за окном. Речь плавно перетекала с русского на армянский и обратно. «А вот в этих пещерах в 1956 году даже больница была, у меня один друг в пещере и родился», – громыхает голосом в мою сторону незнакомец с дальнего кресла. Так мы проехали Хндзореск – пещерный город. Эти пещерные жилища растянулись на три километра. Люди жили в гротах аж до 1958 года.

Проехали самый важный и скорбный символ для армян – гору Арарат, которая находится теперь на территории чужой страны – Турции.

...Во время войны «дорога жизни» была разрушена, рассказывают гиды-пассажиры, особенно участок на границе нынешнего Карабаха. Сейчас этот отрезок занимает от силы час времени, но раньше на него уходили все 8-10 часов. «Оник, – вот так сразу знакомится один из попутчиков. – Или «кино» наоборот». От такого каламбура мы не сдерживаем улыбки. Так и доехали с нашим Оником до Степанакерта, столицы Карабаха.

...На границе с Арменией военные ведут себя спокойно. Здесь туристам, таким, как мы, вообще очень рады. В будке выдают анкетку. Никаких виз не надо. С выданной листовкой потом нужно зайти в МИД Карабаха и... просто перечислить, какие туристические места мы намерены посетить и у кого остановились. Сейчас для карабахцев туризм вообще в приоритете. После войны здесь как воздух чувствуешь бедность. Но у Карабаха есть настоящее богатство – его люди.

От этой поездки, если честно, в памяти остались совсем не достопримечательности, вы о них без труда прочитаете в великом и всемогущем Интернете. Запомнилось, как мы жили в местной семье, маленький карабахец Славка, кролики на заднем дворе, застрявшие снаряды в стенах храма, взорванный мост, брошенный БТР в горах, солдат, пришедший ночевать после службы домой. В Карабахе война и мир сосуществуют и живут рядом.

Вокзал Степанакерта. Тебя окружают желтые пузатые «Пазики». Они тут везде. Ты среди них. Все поголовно ездят на газу. Так дешевле. Едва мы высунули нос из автобуса, как нам сразу предложили «люкс» и самые «комфортабельные условия для ночлега».

Все-таки это очень субъективные категории. Через 15 минут мы оказались в «люксе». Достался он нам по совсем демократичным расценкам – 800 рублей в сутки. Двери в такие номера даже не закрывают порой. Да и сама дверца – условная преграда. Наше временное жилище оказалось еще и коммунальным. В центре общей гостиной железная печка на газу. Труба от печки живописно разделяет зону стола и дивана. Телевизор безжалостно ловит помехи и прочие прелести. Наконец, мы заглянули в нашу комнату. Тумбочка, две узкие кровати с матрасами, стул. Нам хватит.

Позже выяснилось, что нашим соседом по одной из комнат оказался Япон. Именно так незнакомца называл хозяин «люкса» Ашот. С Японом мы познакомились ночью, когда в нашем резко похолодавшем обиталище собрались у печки. Это оказался студент из Японии, который путешествует по Карабаху. В другую ночь у нас соседом был водитель автобуса «Степанакерт-Ереван» со своим сыном-солдатом. Парнишка служит здесь на границе.

...«Поехали ко мне обедать. С семьей познакомлю», – зовет нас Ашот. Именно эти слова и есть код карабахцев. Их шифр. Следующие два дня мы так и прожили в этой семье. Эти люди именно пустили в свою жизнь.

Приземистый домик стоит прямо у овражка. Во дворе на веревках сушится белье. Вообще белье на веревках здесь щедро развешивают даже на самых центральных улицах столицы. А проснуться в Степанакерте от петушиного крика вполне обычное дело. Но вернемся к другому. Быт у наших героев совсем незамысловатый. Так живут в любой русской деревне.

«А мы хаш сварили», – хозяйка уже успела нам налить две огромные тарелки наваристого жирного супа... из задних ног коровы. Здесь хаш очень популярен. Сын хозяина Ашот-младший, не откладывая, сразу зовет ехать в горы. Рядом с нами сидит его сестра с маленьким сыном Славкой.

Мальчуган прекрасно знает русский, что удивляет. «Дома здесь все говорят по-русски, – объясняет Ашот-младший. – У нас бабушка русская. Покажи-покажи бабушку, Славка. Найди фотографию. Смотрите какая красавица. Найдите мне тоже русскую жену. Дети красивые тогда будут».

Время мы решили не терять. Поехали сразу в горы, в село Ванк. Увидеть Карабах не терпелось. И это было совершенно искреннее желание. А потом наступило искренне удивление. На выезде из Степанакерта стоит. .. пост ДПС. Да-да. До боли знакомая надпись из трех родных букв – «Д П С». По пути заскочили на заправку. И тут стоят уже привычные желтобокие «Пазики».

Едва потянувшись за ремнем безопасности, я слышу Ашота-младшего: «Оставь. У нас не принято. Ездим без ремней. Полиция не остановит». У трассы стоит шеренга солдат. «А тут недалеко граница. Наши с азербайджанцами перекрикиваются. Все слышно, – говорит Ашот-мл. – Наши коровы ходят на их границу, а их буренки – на нашу. Но наши не стреляют, а их снайперы стреляют в наших солдат без причины. Убивают». Взгляд выхватывает в поле в высокой траве подбитый БТР. Его так и бросили здесь.

...Село Ванк теперь раскрученный туристический центр. Уроженец этих мест Левон Айрапетян инвестировал в развитие села и в восстановление монастыря Гандзасар.

И даже придумал конкурс для забавы – гонки на ослах. Участвуют люди всех возрастов. В народе ослиные гонки прозвали «Формула-1». На ишаке нужно что есть мочи мчаться в гору. Самый быстрый осел и его хозяин получат тысячу долларов. А для туристов в Ванке высекли из скалы огромного льва. Грива – кусты и деревья. Зверь притаился сбоку от популярной гостиницы в виде корабля. В народе ее называют «Титаник».

Гуляем по Ванку и видим азербайджанские автомобильные номера. Ими выложены стены общественных туалетов, заборы, выложены даже стены местного зоопарка. Ашот кратко объяснил, что номера достались мирным путем: разбирали азербайджанскую ГИБДД.

Уже темнеет. Нам надо подняться на гору, где иллюминация рисует в черном небе силуэт древнего монастыря Гандзасара. Этот монастырь пережил прицельный ураганный артиллерийский обстрел азербайджанской армии и остался почти невредим. Одна минометная болванка врезалась прямо перед жилищем священника, но каким-то чудом не взорвалась. Сейчас ее можно видеть на внешней стене монастыря. Массивный осколок мины мы нашли. Она вложена в глубокую рану на крепостной стене Гандзасара.

Следующее утро нас встретило полуразбитым и полузаросшим железнодорожным вокзалом вблизи от Степанакерта. «Здесь железные дороги ведут в никуда. Азербайджан закрыл проход. Вокзал оказался не нужным», – говорит Ашот-мл. Проезжаем мы мимо и новенького аэропорта Карабаха. Его построили всего два года назад. Но и он стоит бесполезным строением, как тот заброшенный вокзал. Не летают. Азербайджан не дает воздушные коридоры.

Другой след войны – все эти годы в Карабахе действует «Красный крест». Международная организация взяла на себя миссию «гуманитарной помощи и облегчения человеческих страданий». «Помогают?» – спрашиваем мы Ашота. «Вроде что-то делают. А, да! Психологи у них работают», – пытается вспомнить наш гид.

...Дальше наш путь лежит в Мартакерт. Расстояния между городами в маленьком Карабахе просто не ощущаются. На трассе стоит пожилая женщина. Ашот-мл. моментально тормозит. В Карабахе ты никогда не останешься куковать у дороги. Тебя всегда подвезут, причем абсолютно бесплатно. Здесь действует простой человеческий принцип: если завтра в горах ты окажешься в критической ситуации, тебе помогут. Потом когда-нибудь поможешь ты.

...Мы подъезжаем к городку Мартакерт. В реке лежат каменные обломки моста. Его взорвали. Рядом построен новый, но развороченные плиты прежнего моста оставили здесь.

В Мартакерте короткая передышка. Из окна местного кафе нам открывается дивная картина. По краю мусорных баков плотно и тесно сидят домашние пернатые. Банда курей во главе с петухом и коты бандитски грабят и потрошат содержимое баков. Развороченные и вспоротые когтями и клювами пакеты усеяли дурно пахнущим ковром из объедков все вокруг. Совместный обед не смущает ни птиц, ни котов. Дружно уминают из одного бака.

...Амарас. Наша самая трогательная остановка. Древний монастырь не просто охраняет, а оберегает пожилой смотритель. Дедушка живет тут же при храме. Он не торопясь курит на лавочке в поле, а вокруг него разбрелась сотня барашков. Идет неторопливый разговор с местным пастухом. Старец сидит под шелковицей-тутовником (или проще тутом). Здесь рядом целая роща. В Карабахе тутовое дерево уважительно величают шах-тута. Тутовку самогоном не считают. Даже в 1985 году Политбюро и Горбачев не запрещали в Карабахе производить тутовую водку для собственного потребления.

Смотритель охотно ведет нас в подземный склеп Амараса, где похоронен создатель армянского алфавита св. Месроп Маштоц. Именно в Амарасе он основал первую школу для армян. Вообще Амарас – это крепость. Здесь до сих пор сохранились каменные конюшни, где из камня вырезаны даже корыта для сена. Побродить по крепостным стенам отдельное удовольствие. Отсюда открывается путь на долину, внизу – волны из барашков, а совсем вдалеке – снежные шапки гор. Но и в этой крепости есть свой след-рана. В башню попал снаряд и до сих пор в стене зияет большая сквозная дыра. Вот такая «память» о войне.

На просторах Карабаха легко угодить в пробку из коров, свиней и прочей живности. Мы угодили в овечий затор. Причем бараши лениво брели наперерез, неспеша освобождая дорогу. Но такие пробки – милая шалость пастухов. В Карабахе более 15 тысяч гектаров земли заминированы. Для небольшого региона эти показатели катастрофически высоки. Заминированы пастбища, сады, дороги.

Мины – наследие карабахской войны с 1991 по 1994 годы. За это время насчитывалось более 100 тысяч мин разного типа и снарядов. По сей день эта проблема не решена. Где это возможно, есть предупреждающие красные таблички «Стоп, мины!».

Есть в Карабахе и город-призрак, о котором предпочитают не говорить. Агдам – уничтоженный азербайджанский город в приграничной зоне Карабаха. Большой город, население которого 50 тысяч человек, в ходе боевых действий был уничтожен под корень. В настоящее время город является закрытой зоной, которую патрулируют военные. И. Чихладзе писал об этом городе-призраке в своей книге «Путешествие в Карабах. Взгляд без пристрастия»: «Город разрушен полностью. Редкие развалины приспособили под жилье бомжи. Между остатками стен и кустами одичавшего граната я заметил брошенный во время войны танк. Из торчащего дула выглядывала ящерица. Но даже будучи в нерабочем состоянии, боевая машина как будто продолжала стоять на своем посту».

И это не единственная темная сторона войны.

Мы держим путь к древнему городу-крепости Шуши. Это второй после Степанакерта крупный город Карабаха. Шуши война сильно разрушила. Это город руин, переживший сразу две катастрофы. Но хоть в одном месте репортажа хочется рассказать о позитивных руинах. По пути мы проехали мимо масштабных раскопок. Археологи уже девять лет раскапывают старинный город Тигранакерт, основанной в I в. до н.э. в Арцахе царем Армении Тиграном Великим. Работа кипит до сих пор. В Карабахе эта территория – заповедник.

Итак, наша цель – Шуши. Недалеко от города стоит стела «Слава труду!». Осталась еще с советского времени. Вообще Шуши до сих пор не оправился от двух трагедий. В 1920 году азербайджанские войска истребили армянскую половину населения, а в 1992 армяне изгнали азербайджанцев. После таких обстрелов город наполовину превратился в руины. И до сих пор эти обломки войны никто не убирает. Люди так и живут в руинах. Другого ничего нет. Сейчас в Шуши всего три тысячи жителей.

Война войной, но православные армяне не тронули мечети. Очень хорошо сохранились их высокие минареты. В Шуши стоят сразу две мечети. Святыни другой веры не трогают, но и не ухаживают за ними. Их должно разрушить время, считают здесь.

Свой главный символ карабахцы назвали так: «Мы – наши горы». На подступах к Степанакерту стоит девятиметровый монумент «Карабахцы. Мы, наши горы» или «Папик-татик» («Дедушка и бабушка»), как его сразу окрестил народ. Известно, что скульптор «лепил» памятник с родных деда и бабушки и говорил: «Люди эти похожи на дуб с толстым стволом, чьи корни в земле, а ветви (голова) касаются неба».

В пути мы много разговаривали с нашим карабахцем Ашотом Симоняном. Простой скромный парень. Через пару месяцев он едет на заработки на Украину. В Харькове будет заниматься отделкой домов. Работа хлебная. В Карабахе зарплаты значительно меньше.

Обычно уезжает сразу на три месяца, на полгода и даже год. «Я говорю там, что приехал из Степанакерта. В глазах смотрящих недоумение. Уточняю: из Арцаха. И люди не понимают, где моя родина, что это», – сетует парень. В конце признается, что без семьи, Карабаха и гор он долго не выдержит. Все равно вернется как можно раньше. А пока помогает отцу с туристами.